12 Мая 2016

Валентин Дикуль: Паралимпийское движение в России появилось именно в 90-е


Руководитель российского медико-реабилитационного центра заболеваний опорно-двигательного аппарата, академик, профессор, доктор биологических наук, Народный артист России Валентин Дикуль поделился с «Народной книгой» своими воспоминаниями о 90-х годах. 

Я всю свою жизнь помогаю вернуться к нормальной жизни больным с тяжелыми травмами спины и заболеваниями опорно-двигательного аппарата. И 90-е запомнились мне тем, что именно тогда мои труды по реабилитации инвалидов и по развитию инвалидного спорта стали приносить реальные плоды. Ведь именно в 90-е началось паралимпийское движение в России.

При Советском Союзе я был народным депутатом СССР и членом Верховного Совета.  А в конце 80-х годов — два созыва я был председателем Комитета по инвалидному спорту  при Госкомспорте  СССР. Я изо всех сил боролся за то, чтобы инвалиды в нашей стране  могли заниматься спортом.

Но при Советском Союзе у нас была четкая политика на государственном уровне: считалось, что у нас в стране инвалидов очень мало и их не надо ни показывать по телевидению, ни пускать  к чиновникам , ни  писать о них в газетах. Это считалось неэтичным.  

На самом высоком уровне принято было делать вид, что инвалидов у нас в стране почти нет.  Да и слова-то такого не было. Инвалидов тогда называли калеками. Их невозможно было увидеть на улицах города, поскольку транспорт не был приспособлен для использования колясочниками. Их не пускали в общественные места, в  парки, в кафе. Руководители на местах четко заявляли: «К нам пришли люди отдыхать, а не смотреть на калек, и нечего травмировать психику гостей». 


В начале 90-х у меня была целая война с администрацией Останкинского парка, который находится рядом с первой из  моих клиник по реабилитации людей с тяжелейшими заболеваниями  опорно-двигательного аппарата. Моих пациентов  не пускали в парк и в чебуречную при парке: просто ставили загородки и охранника, чтобы инвалиды-колясочники не могли туда проехать.

Точно также для инвалидов по всей стране были закрыты спортивные арены, манежи, стадионы. Несмотря на то, что в конце 80-х годов вышло постановление Совета министров развивать инвалидный спорт в СССР, на деле было почти невозможно получить тренировочные прощадки для них.

Работая при Госкомспорте, я имел целью открыть в каждом городе нашей страны Комитеты по инвалидному спорту. Но везде натыкался на сопротивление на всех уровнях власти, в первую очередь на низших. В крайнем случае, соглашались проводить соревнования в закрытых зонах, без доступа зрителей. 

В 90-х годах, несмотря на экономические трудности, проблемы и разруху, негативное отношение к инвалидам постепенно стало меняться. Всесоюзные органы управления отошли в прошлое, появился Спорткомитет  России.  В эти годы я уже не был во властных структурах, но работа, проводившаяся нашим комитетом в последние годы существования Советского Союза, стала приносить результаты. В России появился реальный инвалидный спорт и инвалиды впервые получили возможность тренироваться и участвовать в соревнованиях.

Во всем мире проводились Паралимпийские игры. Но до начала 90-х в них никогда не участвовали наши спортсмены.  Российское правительство приняло решение изменить эту ситуацию. За очень маленький для спорта период российское паралимпийское движение смогло добиться невиданных успехов. Наши спортсмены-паралимпийцы берут сейчас «золото» почти во всех видах спорта, опережая спортсменов из тех стран, где история инвалидного спорта насчитывает многие десятилетия.

В начале  90-х я был действительным членом Международного Паралимпийского  Комитета.  В те годы я несколько раз был на заводах ведущей в Европе немецкой компании Meyra (Майра), производящей  кресла-коляски и средства реабилитации для инвалидов, в том числе гоночные кресла для спортсменов-паралимпийцев. Тогда мне удалось договориться с руководством компании, чтобы мне разрешили сфотографировать гоночную модель их инвалидной коляски. По этим фотографиям наши специалисты в России смогли разработать и сделать первую спортивную титановую гоночную коляску, на которой в 1992 году участвовал в международных соревнованиях в Альбервиле наш первый российский паралимпиец Игорь Пустовит, военный летчик-испытатель, который стал инвалидом при аварии вертолета. Он спас экипаж, взял управление на себя и был очень тяжело ранен. 

Кроме того,  в 90-х годах я работал руководителем своего центра по реабилитации больных с последствиями травмы позвоночника и ДЦП.  И продолжал выступать в цирке со своим номером — я же народный артист! В интернете часто пишут, что я, якобы чемпион мира по пауэрлифтингу. Это неправда: в спортивных соревнованиях я никогда не участвовал, а рекорды устанавливал для Книги рекордов Гиннеса и для книги «Сильнейшие люди планеты». 



В те годы были и тренировки, и выступления, и я возглавлял клинику, и лечил больных. К концу 90-х было открыто несколько центров, специализирующихся не только на травмах спины, но на других заболеваниях опорно-двигательного аппарата. Мало того, по всему миру появилось несколько зарубежных центров, работающих по этой методике: в США, в Японии и целых три центра в Италии. Моя методика была признана лучшей, самой результативной в мире.  Все, за что я боролся всю жизнь, принесло свои плоды именно в 90-х годах и продолжает развиваться сейчас.

А первую клинику мне помог открыть лично председатель Совета министров СССР Николай Иванович Рыжков. Узнал о моих успехах он от иностранных делегаций, которые просили познакомить их с моей методикой. О ней стало широко известно во всем мире после того, как около трех лет в госпитале имени  Бурденко шел эксперимент — испытание моей методики.  Для изучения результатов была даже  создана комиссия, в которую входили такие уважаемые ученые, как Бехтерев, Суматохин, Юмашев, Лифшиц. В какой-то момент Рыжков отдал распоряжение своему помощнику Борису Григорьевичу Пашкову собрать информацию об успехах Дикуля. Пашков пришел, все посмотрел, посетил залы ЛФК, поговорил с больными и подготовил целый доклад. 

Через три дня Николай Иванович Рыжков вызвал меня в Кремль и на заседании Совета министров в присутствии министра здравоохранения Евгения Ивановича Чазова, говорит: «Ну, Валентина Ивановича Дикуля вам, конечно, представлять не надо!». Все кивнули, хотя, конечно, почти никто из них меня не знал. И тогда Рыжков  попросил Бориса Григорьевича Пашкова выступить с докладом, в котором тот подробно доложил об успехах в лечении больных с травмами спины. 

И вот Рыжков хлопает по столу рукой и говорит: «Вы видите, что у нас творится в стране! Даже иностранцы об этом знают, а вы ничего не знаете!». Все переглядываются, перешептываются, а Рыжков тут же  диктует приказ: «Создать центр по реабилитации больных… Как назвать твой центр?», — это он у меня спрашивает.— «Назначить директором Валентина Ивановича Дикуля». Так что оттуда я вышел уже директором Всесоюзного центра по реабилитации больных с последствиями травмы позвоночника и ДЦП. В течение трех месяцев центру было предоставлено здание напротив Останкинского телецентра, откуда перевели в другое здание 19-ю городскую больницу. Все решения принимались мгновенно.

Правда, после распада Союза было очень трудно. Сначала мой центр был Всесоюзным, потом страна распалась и центр стал считаться Российским. А потом у Министерства здравоохранения не было денег на его содержание, и Лужков уговорил меня перейти в городское подчинение, и центр стал Московским. Так мы и называемся до сих пор.

Трудности 90-х коснулись нас в полной мере. Не было денег на оборудование, на ремонт, на зарплаты. По три-четыре месяца не платили зарплаты. Но люди не разбежались, потому что видели результаты своего труда, успехи больных. Сейчас у меня работают все те же люди, с которыми я начинал. Тогда им было по 35-40 лет, сейчас уже по 60-65 лет, и они никуда не хотят уходить. И это прекрасные специалисты!